Гала для Эйдзи. 2 глава

[Maksut]

Название: Гала для Эйдзи.*
Автор:  Maksut
Бета: Риления
Фандом: Bakuman
Рейтинг: R
Пейринг: НиидзумаЭйдзи/АйкоИвасе, ОМП/АйкоИвасе.
Жанр: romance, психология, немного ангста.
Размер: миди (4 главы).
Дисклаймер: не принадлежит, не извлекаю.
Саммари: Есть мнение, что первая любовь отлита из хирургической стали – не ржавеет со временем и не тускнеет от соли пролитых слез. Так ли это на самом деле? Семь ночей и один день в обществе Ниидзумы Эйдзи помогут ответить на вечный вопрос всех романтиков.
Предупреждение: легкое АU в рамках канонного мира (обыгрываются события 95-98 глав манги), OOC по желанию. Педофилия, неграфическое насилие. Фик писался с целью удовлетворения авторских кинков^^
Размещение: Только с разрешения автора!
От автора: Дорогие мои Риления и Тачи-кун, благодарю за поддержку!)

Глава вторая.
Два кошмара и немного неловкости.

____________
Елена Дьяконова более известная под именем Гала. Ее называли «серым кардиналом» сюрреалистов, она была женой Поля Элюара и Сальвадора Дали (для которого была не только супругой, но и заменила собою весь мир, став для гения матерью и отцом, тираном и утешительницей, госпожой и рабыней в одном лице). Умная и незаурядная женщина, Гала оставила заметный след в богатом на события XX веке.


Темнота…
Айко пытается открыть глаза, но ресницы склеились, а во рту ощущается отчетливый металлический привкус.
Вздрогнув всем телом, Ивасе хватается сначала за плечо, а потом и за ногу.
Кости, мышцы, кожа…
Все цело.
Насквозь промокшая футболка липнет к телу, скомканное одеяло спеленало ноги, а засохший пот стянул кожу лица.
Сон.
Всего лишь дурной сон.
Айко с силой трет лицо и, наконец, открывает один глаз.
Тусклый свет фонарей высвечивает скудную обстановку бледно-оранжевым.
Где-то вдалеке, наверное, в паре кварталов отсюда, едва слышно воет полицейская сирена.
Ивасе хочется стать фениксом: сгореть в очистительном огне и возродиться заново.
Айко прочищает горло и, опершись на руки, садится. Мышцы дрожат, словно тело говяжьего студня, поэтому встать удается лишь со второй попытки.
Вода… Айко невыносимо хочется очиститься от липких, как осьминожьи щупальца отголосков кошмара.

Плеск.
Эхо.
Тонкий звон редкой капели.
В ванной жарко, как в аду, но Ивасе упрямо цепляется пальцами за бортик и садится, всколыхнув вокруг себя чистый кипяток.
В глазах – темные точки, сердце бьется, что рыба на песке, а кожа и мышцы словно бы вот-вот слезут с костей…
Нащупав ступней ребристую текстуру пластика, Ивасе выбирается из плена фаянсовой пыточной, крепко вставая на обе ноги поверх прорезиненного коврика.
Переждав минуту ватной слабости, Айко проводит руками по лицу, убирая волосы назад, и резким жестом смахивает с зеркала пелену тумана.
Изображение нечеткое, замутненное остатками водной взвеси, но Ивасе, с упорством сомнамбулы, гуляющего по козырьку крыши, вглядывается вглубь стекла, а затем, поддавшись секундному, необъяснимому порыву садомазохистского эротизма, проводит рукой от ключицы до бедра, неспешно и мягко обрисовывая кончиками пальцев линию торса.
Не то от недавнего кошмара, не то от горячей воды, но на это нехитрое прикосновение отзывается острейшим ощущением удовольствия, густо замешанного с гадливостью и сладостным отвращением.
Что-то подобное Айко испытала лишь однажды, в средней школе, когда оставшись после урока физкультуры, чтобы собрать мячи и свернуть волейбольную сетку, оказалась один на один с учителем в крошечном помещении кладовки.
Там, в коконе пропахшего пылью и потом полумрака, она, прекрасно понимая, к чему это может привести и, в глубине души, желая этого, нагнулась над корзиной с мячами, что бы разложить их в правильном порядке, а уже в следующую секунду ощутила поверх своих бедер горячие, жесткие от мозолей руки. Она могла закричать, она могла вырваться и убежать – ее держали совсем мягко, не требуя, но словно бы предлагая.
Могла, но не стала.
Замерла в той же позе и, чувствуя, как бешено колотится сердце где-то у самого горла, леденея от собственной дерзости и испорченности, подалась назад, касаясь ягодицами паха стоящего позади мужчины.
Все, что случилось дальше, Ивасе хранит в самом потайном уголке своей памяти и даже под страхом смерти не расскажет никому.
Крепко обхватив руками бортики корзины, Айко расставила ноги шире и вновь подалась назад. На этот раз увереннее, смелее, не просто касаясь, а целенаправленно вжимаясь.
И, учитель, словно бы только и ждавший этого знака, сигнала, почти разрешения, обхватил руками ее за талию и притиснулся вплотную, вдавливаясь между ягодиц.
Томительное удовольствие, чем-то жидким и сладким, как мед, растекавшееся внизу живота стало обжигающе сильным и, словно легкий электрический разряд, обожгло Айко между ног.
Она вскрикнула.
Нет, застонала.
Низко, глубоко, жадно.
Так, как стонут женщины в фильмах для взрослых.
Застонала и вновь подалась назад, с силой сжимая ягодицы, чувствуя, как мучительная мужская твердость меж ними пульсирует и обжигает сквозь тонкую ткань форменных шорт.
Руки, обвившие ее талию, словно горячие змеи, поползли в разные стороны.
Одна легла поверх футболки и до боли стиснула грудь. Вторая же, отправилась ниже…ниже…и еще. Грубые пальцы отодвинули шорты в сторону и, секунду застыв в нерешительности, легли Айко между ног. Туда, где все уже давно было горячо и влажно.
Ивасе вновь застонала и до боли в руках стиснула бортики корзины.
Она слышала, как девочки в раздевалке шушукались об их учителе. У Канзаки-сенсея была плохая репутация, а однажды Айко сама видела, как он, под видом того, что помогает Акине Касуко спуститься с каната, трогал ее между ног.
Но Акина стерпела. Лишь покраснела, когда поймала внимательный взгляд Ивасе.
Теперь Айко понимает, почему Акина была не против.
Теперь она и сама не против.
Не против того, что бы тренер стащил с нее шорты.
Не против того, что бы приспустил трусики.
Не против того, что бы он втиснулся меж ее влажных от соков, крепко сведенных бедер.
- Давай, девочка, я аккуратно, - шепчет Канзаки-сенсей, туда-сюда елозя своей штукой между ее ног. – Ты уже вся мокренькая. Давай, сожми ножки плотнее для своего сенсея. У тебя там узко, как в твоей неебанной пизденке.
Айко чувствует, как горят ее щеки. Как полыхает все лицо и шея. Кажется, еще чуть-чуть и она почувствует запах собственных паленых волос.
А Канзаки-сенсей все движется и движется. Толкается внутрь и наружу, с каждым разом задевая меж ног Ивасе что-то такое, от чего ей хочется кричать в голос.
- Давай, Акина, сожми их крепче!
И Айко сжимает ноги так крепко, как только может. И сеснсей стискивает ее грудь до синяков, а его штуковина продолжает таранить Ивасе между ног.
Когда трение становится невыносимым настолько, что Айко не может сдержать слез, Канзаки-сенсей убирает руку от ее груди и лезет своими солеными, жесткими, как дерево пальцами ей в рот. И Ивасе позволяет. Разжимает губы, и пальцы учителя проскальзывают внутрь, царапая язык и небо.
Сенсей не выдерживает первым.
Сбивается с жесткого ритма и, несколькими сильными толчками погрузившись меж бедер Ивасе, обильно кончает, выстреливая горячим прямо в Айко.
Этого оказывается вполне достаточно, чтобы дикое напряжение, копившееся все это время, достигло пика, и весь низ живота Ивасе сводит в острейшей судороге вибрирующего наслаждения.
Айко больше не может стоять и оседает на пол. Между ног у нее горячо и влажно, а белесая жидкость стекает прямо на ее шорты.
Кажется, потом Канзаки-сенсей долго ругался и, подняв на руки, отнес в душевую, где тщательно отмывал от своих же следов в обжигающе горячей воде.
Что было дальше, Ивасе помнит урывками, покрытыми густой дымкой пара.
Тепловой удар – хорошее оправдание секундному помешательству, провалу в дебри памяти…
Жар, повисший в маленькой комнате, мешает сосредоточиться, и молот кровотока бухает в ушах. Айко смотрит во вновь запотевшее зеркало, и отражение чудится ей затейливой картиной импрессиониста, собранной из мелких, дробных мазков нежного лососевого и густого кораллового.
Из этого странного, полного созерцательности оцепенения ее вырывает оглушительный в ночной тишине стон.
Секунда - и мозаика, сложившаяся в этом крошечном закутке жизни, рассыпается цветными осколками.
Чертыхнувшись и наскоро обтершись, Ивасе заворачивается в полотенце, выходит из ванной. Прохлада квартиры действует не хуже контрастного душа, и исходящее паром тело мигом покрывается гусиной кожей.
Звуки раздаются из соседней комнаты.
Ступая как можно тише, Айко аккуратно поворачивает ручку двери и вглядывается в полумрак чужой спальни.
Почти минуту ее глаза привыкают к скудному освещению, а потом она видит искаженное гримасой страдания лицо Ниидзумы.
Кажется, демоны плохих сновидений не хотят оставлять этот дом.
Айко присаживается на край кровати и, помешкав секунду, крепко берет Эйдзи за плечо и трясет.
Ниидзума стонет так громко, что, кажется, вот-вот сорвется на крик.
- Эйдзи, это сон!
Ивасе отвешивает ему несильную пощечину.
- Просыпайся!
Эйдзи открывает глаза и резко садится.
- Руки!… - как заведенный шепчет он, прижимая ладони к груди, - Мои руки…
- Сон, - говорит Ивасе, нащупывая провод ночника, и зажигает неяркий свет, - Всего лишь сон.
- Но какая реалистичная графика… – слабо возражает Ниидзума. Айко хмыкает и оттягивает задравшееся до середины бедра полотенце.
Несмотря на то, что они почти ровесники, никакого смущения перед Эйдзи она не испытывает. Стесняться Ниидзуму – все равно, что стесняться кошку или трехлетнего ребенка.
Айко вздыхает и тянется вперед: лоб у гения по-прежнему обжигающе горячий.
Ивасе идет на кухню за лекарствами. Налив в стакан воды и вылущив таблетки из пластиковых гнезд блистеров, она спешит назад. Айко слишком хорошо понимает Эйдзи, чтобы надолго оставить его одного.
Взгляд у Ниидзумы стеклянный, отрешенный. Он сидит, прижавшись лопатками к спинке кровати подтянув длинные худые ноги к груди.
- Эйдзи.
- М?
- На, выпей.
Ивасе бросает взгляд на старый электронный будильник, стоящий на тумбочке. Припорошенное пылью табло показывает полвторого ночи.
Видимо, ей так и не удастся выспаться.
Зато Эйдзи засыпает на удивление быстро: с головой закутавшись в плотный кокон из одеял и подушек, он сворачивается в позу эмбриона и проваливается в сон.
Айко несколько минут смотрит на спокойное лицо Ниидзумы и невольно отмечает, что тот мог бы быть популярен среди девушек. Конечно, если бы оставил свою привычную манеру поведения и носил хоть что-нибудь, кроме своих черных балахонов. Но… Что не позволено бесталанным людям, то вполне простительно гениям.
Ровное дыхание, мягкий свет ночника, тишина… Странным образом эта идиллистическая картина не убаюкивает Ивасе, но наоборот побуждает к мышлению.
Она вспоминает о своем недавнем диалоге с Ниидзумой.
«Ворон». Сюжет…
Еще вчера идея кроссовера казалась ей по-настоящему гениальной. Но сейчас… Эйдзи как всегда зрит в самый корень проблемы, не делая скидок ни для кого.
Неожиданно, меланхолическая прострация сменяется злобной решимостью, и Айко вскакивает на ноги.
Ну, уж нет, так просто она не сдастся!
Сменив полотенце на платье и наскоро высушив волосы, она идет в мастерскую.
Расстелив на полу одеяло, Айко в несколько заходов стаскивает туда все тома «Crow» и, открыв блокнот, принимается штудировать мангу.
Разумеется, она и раньше читала работу Ниидзумы, но если говорить начистоту, то многие главы она просматривала поверхностно или просто прочитывала описания к ним с разных интернет ресурсов.
Теперь же, взявшись за «Crow»всерьез, она с удивлением поняла, что Эйдзи не просто талантливый художник, но и прекрасный рассказчик.
Да, без сомнения, завязка, герои и основные вехи сюжета были классическими и шаблонными для жанра сенен, но то, как все это было преподнесено и обыграно, вызывало зависть даже у самой Айко.
Она и сама не замечает, как переходит границу между вынужденным знакомством с фактической базой для будущего сюжета и неподдельным, лихорадочным интересом.
Откладывая уже прочитанные тома по правую руку от себя, она делает в блокноте пометки: чертит схемы и графики, записывает десятки незначительных на первый взгляд фактов, которые могли бы стать идеальными зацепками для последующего кроссовера.
Постепенно стопка прочитанной манги вырастает до угрожающих размеров, а в блокноте не остается чистых страниц.
В себя Айко приходит только тогда, когда сумерки за окном выцветают до светло-серого. Размяв спину и затекшие ноги, он смотрит на часы: у нее остается еще полчаса на штудирование манги, а потом придется собираться на учебу. Впервые ей невыносимо остро хочется сказаться больной и пропустить занятия, но… Это не в ее правилах.
Подтянув к себе очередную стопку манги, Ивасе начинает делать записи на обложке блокнота и, сама того не замечая, проваливается в сон.

- Акина… Акина!
Ивасе вздрагивает и поднимает голову.
- Что? Где?
- Ты уснула.
Заспанный Эйдзи, босой и в пижаме с сидит рядом, словно птица на жердочке, умостившись прямо на томиках манги.
Акино несколько раз хлопает глазами, пытаясь осмыслить происходящее. Она… Она заснула? Здесь, прямо на полу, в груде книг?
- Знаешь, мангу удобнее читать в кровати. Или на стуле, - неожиданно говорит Ниидзума.
- Знаю, - сиплым ото сна голосом отвечает Айко. – Но ваши столы… Все были заняты.
Эйдзи, словно бы желая убедиться, оглядывает столы заваленные черновиками и перьями.
- Мм… ты бы могла сесть за мой. Я уже закончил главу.
Ивасе щурится от яркого дневного света. Свет…Ярко. День?!
- Сколько времени?! – как ошпаренная, подрывается она и оскальзывается на глянцевой обложке журнала.
- Эй!
Ниидзума демонстрирует удивительную ловкость и ловит ее прямо в полете.
- Не так быстро, - смеется он.
Одна рука Эдзи крепко держит Ивасе за талию, в то время как другая….
Айко открывает рот, но, так и не издав ни звука, закрывает его. А в следующую секунду до нее доходит смысл произошедшего, и она, извернувшись угрем, выскальзывает из «объятий» Ниидзумы.
Неловкая пауза с каждой секундой становится все более и более неловкой.
Кажется, они могли бы попасть в книгу рекордов.
- Я не хотел, - говорит Эйдзи, держа правую руку на отлете.
Пунцовая от смущения Ивасе прижимает ладони к лицу.
Ясное дело, что не хотел, но…
- Честно, я, правда, не хотел трогать тебя за грудь, - выдает Ниидзума с детской непосредственностью и смотрит на свою ладонь, как на НЛО. – Но это было приятно.
- Заткнись! – обрывает его Айко.
Больше всего на свете ей хочется придушить Эйдзи, но она сдерживается.
Боги, злиться на Ниидзуму – все равно, что злиться на младенца обмочившего пеленки!
- Кажется, теперь я понимаю всех этих, - продолжает развивать свою мысль Эйдзи, указывая на рабочие места своих ассистентов. – Они постоянно говорят о женщинах и их грудях…
- Эйдзи, - Айко кажется, что еще чуть-чуть и на ее лбу впору будет жарить яичницу. – Если ты не замолчишь, то, обещаю, я заколю тебя канцелярским ножом. Понимаешь меня?
Ниидзума осекается на полуслове и потрясенно кивает головой.
- Сколько времени?
- Часов двенадцать… Может больше, не знаю. Обычно я ориентируюсь по ассистентам. Но сегодня же выходной, - говорит он и, кажется, выбрасывает неловкий инцидент из головы. – Не люблю выходные. Делать-то нечего.
Айко поражается легкостью, с которой Ниидзума забывает о случившемся, но, не найдя ничего лучше, подыгрывает ему.
- Я проспала универ.
- О, ты учишься?
- Да, - не скрывая раздражения, говорит Ивасе.
- А на кого? Мои родители тоже хотели, что бы я учился, но у меня слишком плотный график…
- А на кого бы ты хотел учиться? – без особого интереса спрашивает Айко, собирая свои бумаги, разбросанные по полу.
Черт… Черт! Как она могла проспать? Как?!
Наверное, на выступлении в кружке журналистов ее заменяет эта гадкая, бесталанная Киёши…
- Мм.. даже не знаю, - переступая белыми ступнями, тянет Ниидзума. – Но мама говорила, что я бы мог поступить хоть куда.
- «Хоть куда»? – насмешливо переспрашивает Ивасе. Она не в настроении нянчится с инфантильными порывами Эйдзи, да и вообще… Ей ужасно хочется сорвать на нем свою злость. – С чего это? Думаешь, раз ты популярен в журнале для младшеклассников, то тебя с распростертыми объятиями ждут в Тодае*?
- У тебя плохое настроение, Акина-кун, - неожиданно серьезно говорит он. – Я не люблю, когда на меня злятся без причины.
Айко так и застывает с открытым ртом, а Эйдзи, словно бы это не он только что в два счета поставил ее на место, добавляет:
- Можешь посмотреть в нижнем ящике стола, я складываю туда всякий хлам.
С этим словами он выходит из комнаты, а секундой позже Ивасе слышит плеск воды.
Странно…странный Ниидзума, думает Айко поеживаясь. Иногда у нее от этого парня мороз по коже бывает.
Костеря непредсказуемых гениев и собственное любопытство, Айко действительно решает проверить содержимое нижнего ящика. Она не знает, что именно хочет там найти, но…
Среди старых альбомов, поломанных перьев и огрызков карандашей, она с трудом, но все же находит то, о чем говорил Эйдзи.
- Ого!..
Айко не может удержаться от изумленного вздоха. На девять баллов больше, чем у нее самой.
Не на один, не на два – на девять!
С такими результатами Ниидзума действительно мог бы претендовать на место в Тодае.
Но как? Как у хикки из сельской школы, который по двадцать пять часов в сутки сидит над мангой может быть такой результат?
Наверное, даже у Такаки и то меньше… На автомате сложив бумаги и задвинув ящик, Айко в растерянности останавливается посреди комнаты.
Как ей себя вести и что сказать Ниидзуме?
Да и вообще, стоит ли говорить хоть что-нибудь?
А может лучше сделать вид, что ничего не было?
Айко трет лицо руками: ну вот, малой ей было проблем с кроссовером, так теперь еще и это… Сплошной день открытий, а до вечера еще так далеко…
____________________________
*Тодай – сокращенно от «Токио дойгаку» (Токийский Университет)

@темы: фанфик, гет